«С ребёнком нужно говорить как с нормальным человеком, только маленьким»: интервью с режиссёром Петром Зубаревым

Считанные дни остались до премьеры комедии новогодних ошибок «Чудеса в Дедморозовке» 6+. Режиссёром, автором пьесы и музыкального оформления выступает Пётр Зубарев. Поговорили с Петром о том, как рождаются идеи для постановки, что нужно, чтобы сделать хороший детский спектакль, и почему важно верить в свою сказку.

  • Пётр, как бы вы описали свой метод взаимодействия с артистами?
  • Я выступаю за сотворчество, когда всё прорастает естественным путем. Вот забросил зёрнышко, и оно потихонечку себе растет. На выездной постановке приходится посыпать этот росток какими-то удобрениями, чтобы работа шла интенсивнее. Но даже в условиях ограниченного времени мы успеваем поймать обоюдный импульс, когда у актёра есть почва для размышления, фантазии, импровизации и игры.
  • А как найти компромисс между «быстро, но долго» и «качественно, но медленно»?
  • Бывает, когда хорошо знаешь труппу и понимаешь, чего от кого ждать. Тогда можно заранее всё просчитать и подготовиться. Я уже приезжал в Пермский театр кукол ставить «Левшу», но тогда у меня был мужской состав, то есть сегодня для меня труппа — это новые люди. Время уходит на то, чтобы установить взаимопонимание. Благо, все открыты и контактны.
  • Мне кажется, многое зависит и от команды постановщиков. Как строится ваше сотрудничество с художником спектакля Олегом Каторгиным?
  • Сначала я пишу пьесу, отсылаю её художнику и даю время на размышления. После мы созваниваемся, разговариваем и фиксируем на бумаге все придумки. Он обрабатывает наши идеи и после высылает первые наброски. А дальше я высказываю свои пожелания, отмечая интересные находки. Так постепенно и рождается образ спектакля.
  • С чего начинается этот процесс для вас?
  • Всегда очень по-разному. У Станиславского есть понятие «объект-точка» [Какой-либо предмет или явление, на котором фокусируется внимание артиста. Объект-точка служит для того, чтобы актёр мог собрать своё внимание и не давать себе отвлекаться на посторонние мысли — прим. ред]. Как правило, такой точкой в придумывании спектакля служит ощущение или настроение, которое должен получить зритель после просмотра. А дальше я начинаю придумывать, как к этому впечатлению прийти. А вот с чего начинается сочинение пьесы, это всегда непредсказуемо. У меня, допустим, был, случай, когда спектакль родился из названия — «О рыцарях и принцессах» [Речь о спектакле, который Пётр Зубарев поставил в театре «Жёлтое окошко» — прим. ред]. Однажды спектакль получился из картинки, на которой изображены три чучела, стоящих на огороде. Одна постановка родилась из чеховской фразы «Если в первом акте на сцене висит ружье, то в последнем оно должно выстрелить». Был спектакль, надиктованный мне во сне человеком, которого уже нет в живых.
  • А в случае с «Дедморозовкой»?
  • Когда мне заказали новогоднюю постановку в Пермском театре кукол, я рассматривал два варианта. Первый — северная сказка, которая называется «Хитрая Кытгыргым». Представляете, спектакль «Хитрая Кыт-гыр-гым», где художником выступает Олег Ка-тор-гин, прекрасно [смеётся — прим.ред]. Второе — сборник рассказов Андрея Усачёва «Всё о Дедморозовке», на котором мы и остановились. Мне понравилось общее настроение этих текстов: ироничное, лёгкое, с чудесными образами. За сценическую адаптацию я взялся сам. Мы отправили пьесу Усачёву, скрестив пальцы, но переживали абсолютно зря. Он оказался совершенно простым человеком: «Ребят, всё хорошо, только вы немного перепутали персонажей. Я не против, но у тех, кто читал книгу, может возникнуть диссонанс». Вот так мы поменяли две фамилии и заручились одобрением автора.
  • Давайте поговорим о музыке, ведь вы выступаете не только автором пьесы и режиссёром, но и создателем музыкального оформления.
  • Часто в спектаклях я стараюсь прийти к музыкальному единству, например, использовать произведения одного автора или композиции одного жанра. Здесь получилось иначе, потому что мы имеем драматургический запрос и позиционируем жанр не как сказку, а как детскую комедию, соответственно, нам нужна музыка с «клоунским» настроением. Я составил музыкальное оформление из совершенно разных композиций.
  • А почему не сказка, а именно комедия?
  • Мы делаем акцент не на волшебстве, а на комичной путанице, сюжетной несуразице. Как только начинаешь делать сказку, возникают фальшивые сказочные интонации. Поэтому я сразу сказал артистам, что мы будем играть не Снеговиков, а обычных мальчишек и девчонок. Это задаёт другую тональность.
  • Какие чувства испытает зритель после «Дедморозовки»?
  • С одной стороны, будет остросюжетно и захватывающе, а с другой, легко и иронично. Мне хотелось подарить большим и маленьким зрителям веру в то, что всё можно преодолеть, даже если ситуация кажется неразрешимой.
  • А почему это важно?
  • Иногда нам может казаться, что если ты где-то споткнулся и упал, то дальше так и будешь катиться вниз. Но я думаю, никогда не поздно взять всё в свои руки. Помня об этом, можно справиться со многими жизненными неурядицами.
  • Очень обнадеживающий посыл.
  • Я не очень разделяю Анатолия Аркадьевича Праудина с его театром детской скорби [Театральная концепция режиссёра Анатолия Праудина, где с ребёнком говорят, как со взрослым обо всех проблемах, вплоть до самых острых. — прим. ред]. Есть темы, какими бы модными они ни казались, которые до какого-то возраста просто не надо поднимать. Это нормально, ребёнок подрастет, созреет и будет готов вести осмысленный диалог. Если сразу начать говорить с ним как со взрослым — это может быть достаточно жёстко, грубо. Взрослого я имею право, допустим, шокировать, дать ему отрезвляющую пощёчину. Но зачем это ребёнку?
  • Если говорить с маленьким зрителем не как с ребёнком, но и не как со взрослым, тогда как?
  • Как с нормальным человеком, просто маленьким. Элементарно, если я начну сыпать научными терминами, которых он просто не знает, беседы не получится. Поэтому очень важно найти верную тональность, понятную ребёнку. Помню, однажды ко мне подошёл сын, который учился в седьмом классе, и стал задавать вопросы про Акакия Акакиевича. Оказалось, они на литературе проходят «Шинель». Седьмой класс, какой Акакий Акакиевич? Там нужен Стивенсон, Жюль Верн, Марк Твен, шпаги, паруса, перестрелки. В этом возрасте ему не понять проблемы гоголевских героев, потому что он пока просто до них не дорос. С «Чудесами в Дедморозовке» я старался идти от того, что близко зрителям.
  • А если говорить про любимую литературу. Кто самый-самый?
  • Из писателей — Булгаков, Гоголь, Стругацкие. Из драматургов — Шекспир и Горин. Из поэтов — Пушкин и Волошин.
  • А писатели, которые преимущественно творили для детей?
  • Однозначно, Владислав Крапивин. Любимей него из детских писателей никого нет. Вообще в какой-то момент вдруг оказалось, что мне не хватает литературы и драматургии для спектаклей. Есть хорошие пьесы, но у меня нет нужного состава. Опять-таки, беда с авторским правом — хочешь что-нибудь поставить, процент заломят или еще чего-нибудь выйдет. Так я стал писать сам, поэтому меня тоже можно внести в этот список [смеётся — прим. ред].
  • Что нужно, чтобы поставить хороший детский спектакль?
  • При постановке спектакля нельзя ставить целью свою реализацию. Мне кажется, всё исходит из понимания ребёнка. Важно знать, чем дышит, чем живёт, через что он познаёт мир. Например, если ребёнок двух-трёх лет начинает задавать вопросы, значит, я буду делать спектакль, основанный на интерактиве. В семь лет ребёнку интереснее всего игровое взаимодействие. А вот дальше идут подростки, про которых вообще, по-моему, никто ничего не знает. Для них ставить сложнее всего, ведь это очень несчастные, мятущиеся люди. Я не помню своих подростковых бунтов, потому что у меня в двенадцать лет начался детский театр, где у меня была своя вселенная, но не всем так везёт.
  • Я знаю, что вы выступаете и в роли режиссёра, и актёра, и драматурга, и даже стендапера. А какая ипостась вам ближе?
  • Ближе всего мне именно актёрская роль. Режиссура, драматургия, написание музыки — всё это безумно интересно, но сцена прежде всего. Мне нравится вести диалог со зрителем в пространстве спектакля.
  • Если бы не театр, тогда что?
  • В детстве я часто представлял себя не просто в вымышленном мире, а обязательно на экране, воображал, как даю интервью. Поэтому, если не театр, тогда кино или что-то, связанное с творчеством.
  • Это какой-то предначертанный путь?
  • Я склонен верить, что любая профессия — это путь, не важно, кем ты работаешь. Однажды я ехал автостопом и познакомился с одним камазистом-романтиком. Он взахлёб говорил, как он любит трассу, как прекрасна утренняя дорога в тумане, рассказывал, как с первой машины платочком стирал пылинки. Вот так и должно быть в любой профессии.
  • А что помогает сохранять присутствие духа на своём пути?
  • Это то, что принято называть верой. Я именую это своей сказкой. Говорят, каждый из нас живет в том мире, который придумал сам. Однажды я поставил спектакль «Бозон Хиггса, или Трудно быть Гогой», который рассказывает о Боге с точки зрения ядерной физики: мы все частички большого тела, и суть нашего существования — вырабатывать энергию для него. Делать это можно любыми способами: физическая активность, творчество. Может быть, это всего лишь красивая сказка, которая даёт утешение, но я верю в неё и продолжаю вырабатывать тепло.

Беседовала Дарья Лепенышева

Вернуться к списку новостей